Жизнь без офиса

Начало здесь.

Так получилось, что мне удалось поехать на места боев, где погиб мой прадед. В 1942м отсюда началась операция по снятию блокады Ленингада (одна из многих). Планировалось двумя мощными ударами во фланги окружить немцев:

Никакого окружения немцев не получилось, а даже наоборот — обе советские армии погибли. По жестокой иронии судьбы это произошло вблизи местечек с говорящими названиями: Мясной Бор (2я ударная армия Власова) и Погостье (54я армия). Как будто нарочно выбраны…

Мясной Бор, где в узком коридоре как мясорубке была перемолота голодная и измотанная, но всё ещё рассчитывающая пробиться из окружения 2я ударная армия и нашедшая свою гибель буквально в нескольких шагах от своих войск и возможного спасения.

Погостье, которое стало погостом для десятков тысяч советских воинов, которые гибли каждый день на протяжении почти целого года в бессмысленных и бесполезных лобовых атаках. В одной из таких атак погиб и мой прадед.

Электричка привезла меня в глухое местечко Погостье, куда даже нет автомобильной дороги.

На юго-восток от Мги, среди лесов и болот затерялся маленький полустанок Погостье. Несколько домиков на берегу черной от торфа речки, кустарники, заросли берез, ольхи и бесконечные болота. Пассажиры идущих мимо поездов даже и не думают поглядеть в окно, проезжая через это забытое Богом место. Не знали о нем до войны, не знают и сейчас. А между тем здесь происходила одна из кровопролитнейших битв Ленинградского фронта. В военном дневнике начальника штаба сухопутных войск Германии это место постоянно упоминается в период с декабря 1941 по май 1942 года, да и позже, до января 1944. Упоминается как горячая точка, где сложилась опасная военная ситуация. Дело в том, что полустанок Погостье был исходным пунктом при попытке снять блокаду Ленинграда. Здесь начиналась так называемая Любаньская операция

Постояв на железнодорожной насыпи, я свернул в сторону деревни и сразу же наткнулся на местного жителя.

Разговорившись с ним, я узнал много интересного. Сам он живёт в этих местах с 1944го года, после того, как фронт уже ушёл отсюда. Чудом, говорит, выжили его дети среди груд оружия, валяющегося в земле и на земле: один раз нашёл на чердаке ящик гранат, которые притащили дети, во второй раз миномётные мины, и так постоянно. Дети, слава богу, остались живы и ноги-руки им не поотрывало, хотя были и печальные примеры.

Несмотря на то, что место здесь глухое и так просто сюда не доберёшься, сюда постоянно ездят такие как я и поисковики. Поисковики сюда ездят толпами в течение всего сезона, постоянно выкапывают кости и кучи железа.

Приезжали немцы-ветераны, воевавшие в этих местах, ходили по окрестностям, находили какие-то известные только им приметы, где что раньше было.

Житель рассказал, что в 1944м году из земли выходила на поверхность кровь, целые лужи и болотца были в крови. Не знаю, насколько это правда и возможно с точки зрения физики. В земле до сих пор много оружия, металла и костей. То тут, то там попадаются, это уже привычное дело.

У Никулина и про это написано:

Во Мге есть целое кладбище погибших после войны саперов. Планов минных полей не сохранилось. Минировали и немцы, и наши, отступая и наступая. Образовался словно бы слоеный пирог, нашпигованный взрывчатыми приспособлениями. Да и снаряды, которых повсюду миллионы, иногда целые склады, также опасны. Множество людей, особенно дети из окрестных деревень, стали жертвами этой адской кухни. На месте, где когда-то было село Вороново, существовала в пятидесятых годах могила с надписью: «Здесь похоронена семья… погибшая на мине на пепелище своего дома».

Я поинтересовался, как мне пройти к братским захоронениям, т.к. я знал, что тут есть такое — из недавних раскопок. Он показал мне направление и я пошёл через деревеньку.

Вообще, о том, что здесь было, можно узнать из книги Николая Никулина «Воспоминания о войне», которую я перечитывал несколько раз, особенно, про бои под Погостьем. Эта книга была моим путеводителем на местности.

Я пошёл через деревушку. Ощущение заброшенности не покидает меня. Глухое это место

Домов действительно немного, и их приходится выискивать среди кустарника:

Разруха, но война тут уже не виновата:

Убогие плетни и покосившиеся заборы:

А природа здесь действительно буйная, много зелени, цветов, птицы поют…

Я пошёл по тропинке дальше за деревню. По обеим сторонам тропинки — чавкающая болотистая земля, которую не сразу видно под густой травой.

А вот и мостик через ручеек.

Ой, да это же и есть та легендарная Мга, описанная в книге Никулина!

Где-то здесь, у мостика через Мгу, долго валялась оторванная кисть руки, белая, словно искусственная, а там подальше, метрах в пятидесяти, на обрубленном снарядом стволе дерева висел изуродованный мертвец, заброшенный туда взрывной волной. Теперь на том месте даже пня нет — кусты и кусты.

Конечно, он писал не про этот мостик, который срублен недавно из подручных материалов, но это было где-то здесь.

На вид ширина этой речки — 2 метра, но, присмотревшись, начинаешь видеть заболоченные берега слева и справа на 10 метров, а иногда и больше. Местные жители говорят, что раньше речка была другая, сейчас она стала маловодной, т.к. выше по течению её запрудили бобры.

В том же 1942-м горнострелковая бригада наступала под Погостьем. Атакующие батальоны должны были преодолеть речку Мгу. И пошли солдатики вброд по пояс, по грудь, по шею в воде сквозь битый лед. А к вечеру подморозило. И не было костров, не было сухого белья или старшины с водкой. Бригада замерзла, а ее командир, полковник Угрюмов, ходил по берегу Мги пьяный и растерянный. Эта «победа», правда, не помешала ему стать в конце войны генералом…

В 1946 или около того был жаркий, засушливый год и речка почти пересохла, обнажив груды оружия, ящиков со снарядами, которые были растасканы местными мальчишками.

Почва под ногами всё более зыбкая, поисковиками выложена тропинка:

Тут же видны и следы их деятельности, вот недавняя воронка, которая ещё не успела зарасти:

Поисковики поднимают и поднимают из земли солдатские кости. Остановишься и задумаешься над тем, что здесь происходило 70 лет назад.

Мне становится не по себе от осознания того, что уроки того времени не выучены и не разобраны. Просматривая фильм «Спасти рядового Райана» мы смеёмся над тупыми американцами, что они для спасения одного человека снарядили целый спецотряд. А фильм «Падение чёрного ястреба»? Операция закончилась неудачей из-за фанатичного стремления спасти  людей, даже если это грозит срывом операции…

Жизнь отдельного человека — высшая ценность и любая операция теряет смысл, если приходится жертвовать слишком многим… Но это у них, наши победы достались нам через подвиги и геройство:

Ни времени, ни средств на подготовку, ни опытных учителей здесь нет. Все делается второпях — раньше не успели, не подумали или даже делали немало, но не так. Все совершается самотеком, по интуиции, массой, числом. Вот этим вторым способом мы и воевали. В 1942 году альтернативы не было. Мудрый Хозяин в Кремле все прекрасно понимал, знал и, подавляя всех железной волей, командовал одно: «Атаковать!» И мы атаковали, атаковали, атаковали… И горы трупов у Погостий, Невских пятачков, безымянных высот росли, росли, росли. Так готовилась будущая победа.

Хочу ли я быть героем такого рода? Нет, не хочу, и никому не желаю совершать такие подвиги. Тут трудно не согласиться с Суворовым-Резуном:

У нас солдата после войны воспевали в песнях и возвеличивали в легендах, но на фронте жизнь солдатская не стоила вообще ничего, его не уважали живым, а тем более — мертвым. В Германии было иначе. Каждый германский офицер, завершив работу, был обязан после себя убрать рабочее место. То есть, завершив бой, был обязан эвакуировать с поля боя поврежденную боевую технику, вынести раненых и тела убитых. Раненых — в госпиталь. Убитых — в землю. С воинскими почестями.

В Красной Армии эвакуация боевой техники и оружия с полей сражений была поставлена образцово… А за эвакуацию трупов у нас орденов не давали. С воинскими почестями советских бойцов хоронили, но только некоторых. Когда руки доходили. Немцы хоронили в гробах, и каждого в своей могиле. Каждому свой собственный крест полагался. У нас о гробах речи не шло. Не до гробов. И хоронили не каждого в своей могиле, а навалом. Так работы меньше: свалили всех в воронку или в противотанковый ров и землей забросали. И благозвучное название придумали: братская могила. Не до гробов нам было, не до индивидуальных могил. Землю родную надо было освобождать! И гнать врага с родной земли!

Но, возможно, война завершилась бы гораздо раньше, с гораздо лучшими результатами и меньшими потерями, если бы был отдан приказ выносить мертвых с поля боя и хоронить в гробах.

Представьте себе командира полка. Послал он батальон высотку штурмовать, положил людей зря и нет ему забот. Погибли люди — на то война. Не взяли высотку — завтра возьмем. Завтра в полк новых людей пришлют, снова ту высотку штурмовать будем…

А вот если бы вменили командиру в обязанность всех убитых с поля боя выносить и хоронить в гробах да с воинскими почестями, — тогда иной расклад. Тогда бы командиру — боль головная. Как под огнем противника все трупы с поля боя вытащить? Сколько на это надо еще людей положить? И как тех дополнительных потом с поля боя тащить? Кто этим заниматься будет? Если всех солдат полка положишь, самому что ли их потом на себе таскать? И где столько гробов раздобыть? А ям сколько вырыть надо! Да еще каждый труп опознать. Да каждому фанерную звезду над могилой! Эка забот! Глядишь, в следующий раз командир осторожнее людей на ненужные высотки бросал бы…

Окончание в следующей заметке.

6 комментариев на “Погостье, могила прадеда. Продолжение”