Жизнь без офиса

Мой прадед погиб в 1942м году под Погостьем, это глухое местечко в Ленинградской области. Название получилось говорящим — это место стало могилой для десятков тысяч советских людей.

Вот как описал бои в тех местах Николай Никулин в книге «Воспоминания о войне»:

«…Встает сотня Иванов, и бредет по глубокому снегу под перекрестные трассы немецких пулеметов. А немцы в теплых дзотах… все предусмотрели, все рассчитали, все пристреляли и бьют, бьют, как в тире. Однако и вражеским солдатам было не так легко. Недавно один немецкий ветеран рассказал мне о том, что среди пулеметчиков их полка были случаи помешательства: не так просто убивать людей ряд за рядом — а они все идут и идут, и нет им конца.»

Всю жизнь моя бабушка хотела съездить на место гибели своего отца. Это была её идея фикс, но сначала у неё финансовых возможностей не было (я был подростком), а потом физических, чтобы ехать куда-то на дальние расстояния. В общем, эта миссия перешла ко мне и так удачно сложились обстоятельства, что я поехал.

Ранее я нашёл все данные о моём прадеде в интернете, воспользовавшись поиском на сайте «Мемориал»:

Мне удалось найти военную часть, место и дату гибели:

Место, куда надо ехать, такое глухое, что автомобильных дорог туда нет, попасть туда можно только поездом, точнее электричкой, поэтому путешествие началось с ж/д вокзала:

Ехать около суток, что, конечно же, не так много для нашей необъятной страны. До этой поездки мне очень нравились растворимые картофельные пюре. Но в этот раз я их так объелся, что долго ещё не захочу:

В 6 утра следующего дня был в Питере, тут же взял билет на электричку, и через час с лишним вышел вот в таком месте:

Посмотрел в другую сторону — увидел намёк на человеческую жизнедеятельность. В голове всё стало складываться — именно вот это место было линией фронта в течение долгого времени. Советские войска атаковали с правой стороны насыпи, а с левой стороны насыпи была оборона немцев:

По пути встретились поисковики из Новосибирска, сказали, что иду в правильном направлении, и скоро я увижу там деревню. Я пошёл вдоль насыпи, озираясь вниз по скату и пытался представить себе то, о чём я читал:

Едва брезжил рассвет, толпой атаковали красноармейцы. Они повторяли атаки до восьми раз в день. Первая волна была вооружена, вторая часто безоружна, но мало кто достигал насыпи.

Главные атаки были 27 и 29 января. 27-го красноармейцы четырнадцать раз атаковали нашу позицию, но не достигли ее. К концу дня многие из нас были убиты, многие ранены, а боеприпасы исчерпаны. Мы слышали во тьме отчаянные призывы раненых красноармейцев, которые звали санитаров. Крики продолжались до утра, пока они не умирали.

Это воспоминания немцев.

А вот из книги Никулина:

В армейской жизни под Погостьем сложился между тем своеобразный ритм. Ночью подходило пополнение: пятьсот — тысяча — две-три тысячи человек**. То моряки, то маршевые роты из Сибири, то блокадники (их переправляли по замерзшему Ладожскому озеру). Утром, после редкой артподготовки, они шли в атаку и оставались лежать перед железнодорожной насыпью. Двигались в атаку черепашьим шагом, пробивая в глубоком снегу траншею, да и сил было мало, особенно у ленинградцев. Снег стоял выше пояса, убитые не падали, застревали в сугробах. Трупы засыпало свежим снежком, а на другой день была новая атака, новые трупы, и за зиму образовались наслоения мертвецов, которые только весною обнажились от снега, — скрюченные, перекореженные, разорванные, раздавленные тела. Целые штабеля.

Именно здесь, вдоль насыпи с обеих сторон остались безвестные могилы тысяч людей. Около 60 тысяч человек удалось поднять здесь и перезахоронить на солдатском мемориале на соседней станции, но костей так много, что их постоянно находят и будут находить ещё много лет, вот совсем недавние находки:

Я спустился с насыпи. Это — импровизированная братская могила, где захоронены тела недавно найденных бойцов.

Я осмотрелся, опять вспоминая строчки из книги Никулина:

И все же только сейчас мы полностью оценили жатву, которую собрала здесь смерть… мы ужаснулись содеянному на этом клочке болотистой земли злодейству! Много я видел убитых до этого и потом, но зрелище Погостья зимой 1942 года было единственным в своем роде! Надо было бы заснять его для истории, повесить панорамные снимки в кабинетах всех великих мира сего — в назидание. Но, конечно, никто этого не сделал. Обо всем стыдливо умолчали, будто ничего и не было.
Трупами был забит не только переезд, они валялись повсюду. Тут были и груды тел, и отдельные душераздирающие сцены. Моряк из морской пехоты был сражен в момент броска гранаты и замерз, как памятник, возвышаясь со вскинутой рукой над заснеженным полем боя. Медные пуговицы на черном бушлате сверкали в лучах солнца. Пехотинец, уже раненый, стал перевязывать себе ногу и застыл навсегда, сраженный новой пулей. Бинт в его руках всю зиму трепетал на ветру.

Всё это было здесь, в этих топких ямах около железнодорожной насыпи:

Никулин, приехав на места боёв спустя несколько десятков лет пишет:

Синее небо, светит солнце, зеленеет лес кругом — и ни звука! Только одуряющий аромат лесных трав и цветов наполняет воздух. Железнодорожная насыпь — какая она низкая! А ведь казалась горой, когда приходилось подползать к ней и перекатываться через нее лежа, змеей, под пулями и осколками, свистевшими со всех сторон. Кое-где в насыпи еще видны остатки немецких огневых точек, но их надо специально разыскивать в траве. Все осыпалось, заросло, а лес подошел вплотную, почти к рельсам. Заросла кустами «долина смерти», забитая когда-то трупами. Васильки и незабудки покрывают ее. А лес все такой же: осинки, ольха, березки, редкие елочки — низкорослый, заросший густым кустарником…

Но вот и показалась деревня, хотя и это слишком громкое название для того, что я увидел:

Насыпь эту в конце-концов взяли, но… Немцев разбить не удалось, они ушли отсюда сами в рамках организованной обороны. Линия фронта перекатилась через насыпь и дальше бои громыхали уже здесь, на стороне деревни. А ведь станцию Погостье уже брали:

Раненый рассказал нам, что очередная наша атака на Погостье захлебнулась и что огневые точки немцев, врытые в железнодорожную насыпь, сметают все живое шквальным пулеметным огнем. Подступы к станции интенсивно обстреливает артиллерия и минометы. Головы поднять невозможно. Он же сообщил нам, что станцию Погостье наши, якобы, взяли с ходу, в конце декабря сорок первого, когда впервые приблизились к этим местам. Но в станционных зданиях оказался запас спирта, и перепившиеся герои были вырезаны подоспевшими немцами. С тех пор все попытки прорваться оканчиваются крахом. История типичная! Сколько раз потом приходилось ее слышать в разное время и на различных участках фронта!

Вот и сама деревушка. На первый взгляд 3-5 домов:

Когда здесь шли бои, деревня насчитывала более 100 домов.

И все-таки Погостье взяли. Сперва станцию, потом деревню, вернее места, где все это когда-то было. Пришла дивизия вятских мужичков, низкорослых, кривоногих, жилистых, скуластых. «Эх, мать твою! Была не была!» — полезли они на немецкие дзоты, выкурили фрицев, все повзрывали и продвинулись метров на пятьсот. Как раз это и было нужно. По их телам в прорыв бросили стрелковый корпус, и пошло, и пошло дело. В конце февраля запустили в прорыв наш дивизион — шесть больших, неуклюжих пушек, которые везли трактора. Больше — побоялись, так как в случае окружения вытащить эту тяжелую технику невозможно.

Вот в этой дивизии и был мой прадед! В начале февраля во время этих атак он и был ранен в голову, а спустя некоторое время умер, вытащенный с поля боя.

Сейчас в деревне этой круглый год живёт только один человек, но и он уже старенький, дорог нет, магазинов, аптек и т.д. — ничего нет. Остальные домики — как летние дачи, сюда приезжают люди на лето.

Сворачиваю по тропинке в деревню:

И тут же наткнулся на местного жителя, который косил траву. Он здесь с 1944 года, но сейчас здесь не живёт, а приезжает только на лето. Мы разговорились и он поведал мне много интересного.

Продолжение

27 комментариев на “Погостье, могила прадеда.”